Сигнал

(М. Городинский)

Ничего не скажу, хорошая, резкая нынче полоса!

Откроешь газету -- сердце радуется. Пишет народ, сигналит, возмущается, как где чего увидит, сразу как Гоголь -- за перо. И главное, ни один Гоголь теперь не остаётся неуслышанным. На каждый сигнал реагируют, выезжают на место, проверяют факты, начальство поголовно снимают, и если не сажают, то в крайнем случае пересаживают. Это, конечно, вселяет радость, чувство торжества демократии и тайную надежду, что в конце концов посадят всех. Я имею в виду - всех виноватых.

Не знаю, как у вас, а у нас на второй мебельной фабрике обстановка резко улучшилась. Ничего не скажу, здоровая стала обстановка. Просто здоровая. Главбух наш третий месяц в больнице лежит -- на сохранении... партбилета. Главный инженер стал волочить ногу. А у директора открылся нервный тик -- раньше никому не подмигивал, а теперь всем, причём постоянно и обоими глазами. Ну, нам, конечно, приятно видеть руководящий состав в таком хорошем бодром состоянии. Вот только Петухов, наш старший мастер, всё как ни в чём не бывало бегает, хорохорится, по старинке замечания народу делает, за культуру борется: при женщинах старше сорока сам не матерится и, главное, им не даёт. В общем, явно недопонимает всей специфики текущего момента.

Вот сидим мы как-то в столовой, обедаем. Напротив Лёха-язвенник кашу жуёт, а за соседним столиком мастер Петухов антрекот терзает. Не знаю, то ли в Лёхе его язва заговорила, то ли ему не понравилось, что Петухов так аристократично ест: не прямо с вилки свой антрекот кусает, как все, а, знаете, сперва ножом кусочек отрежет, а потом уже его в рот, рукой... В общем, кинул на него Лёха тяжёлый взгляд, доел кашу и говорит:

-- Так. Петухова пора снимать.
-- Как это снимать?-- говорю.-- Разве ты такие важные вещи решаешь? Петухов -- мужик работящий, с дипломом, производство знает... Да и честный...
-- Ну-ну,-- говорит Леха,-- у нас все честные, пока чуток не пощупаешь!
-- Да кто ж,-- смеюсь,-- тебя слушать-то будет? Ты ж отродясь двух слов связать не мог! А он уже руку тянет.
-- Спорим,-- говорит,-- ухайдохаю Может, раньше бы и не вышло, а сейчас...

Видать, зря я с ним тогда поспорил, язву его разбередил, только накатал этот сукин кот письмо. И ровно через месяц прибыла комиссия в составе семидесяти пяти человек проверять нашу фабрику, на которой работает шестьдесят два человека. Начали, понятно, с Петухова. Петухова, конечно, все жалеют, женщины даже плачут, с Лёхой никто не здоровается, все считают его паразитом, клеветником и просто писателем и ждут момента, чтобы всем миром вступиться за честного старшего мастера. Но тут комиссия обнаруживает, что Петухов был не всегда до конца честным и в восьмидесятом году всё же не выдержал и уволок со склада восемь кусков финской фанеры. Народ, конечно, тут же вспоминает про эту чёртову фанеру и уже заступаться за Петухова не видит смысла, так как фанеру тогда потихоньку тащили все. Ведь нашу мебель финская фанера всё равно не спасёт, а в хозяйстве вещь незаменимая. В общем, народ притихает, побаивается, на всякий случай перестаёт здороваться и с Петуховым и начинает, как говорила Тамара Леонтьева, "от всей души" проклинать Лёху, заварившего всю эту кашу. Лёха, надо сказать, пугается не меньше остальных, на глазах синеет, постоянно бьёт себя кулаками в язву, клянётся, что про фанеру ничего не писал, и в доказательство приносит копию своего письма. Конечно, от Лёхи ожидали всего, но чтобы он ещё оставил себе копию... Однако там действительно ничего такого нет, написано только, что от Петухова в рабочее время страшно разит одеколоном, сказано про невыносимую моральную атмосферу, которую он создал в цеху и особенно в столовой, и ещё про то, будто Петухов по вечерам систематически ходит на склад готовых диванов, запирается там на щеколду с кладовщицей Анной Сергеевной и устраивает оргии. "Стоит ли после этого удивляться,-- писал Лёха в заключение,-- что наши диваны пользуются спросом только у клопов и что их до сих пор не покупают за границей, кроме Монголии, где испокон веку спят на полу!" Понятно, кладовщице Анне Сергеевне, женщине пятидесяти девяти лет, честной матери троих детей, пришлось уволиться по собственному желанию, а обезумевший Лёха побежал в комиссию, желая отречься от своей клеветы и забрать писульки.

-- Лёха, уйди, -- строго сказала ему комиссия, -- а то возьмёмся и за тебя.
Ничего не скажу, комиссия нам попалась прилежная, неподкупная и работящая. Шуровала она четыре месяца, и результаты её деятельности были следующие. Узнав от лечащего врача, что его хотят навестить какие-то семьдесят пять человек, назвавшихся его самыми близкими друзьями, расчётливый главбух немного подумал и решил скончаться. Так что комиссия, прибывшая в больницу с двумя апельсинами и ордером на арест, застала его уже в другой должности. На следующий день главный инженер стал волочить обе ноги, но даже это ему не помогло, и материалы на него были переданы в прокуратуру. С директором случилось совсем непредвиденное. Узнав о несчастье главного инженера, он вдруг перестал моргать, причём вообще. Это было бы ещё ничего, если бы незадолго до этого -- после смерти бухгалтера -- он не стал косить. Люди у нас на фабрике не из пугливых, но теперь в кабинет директора в одиночку никто не ходит. Комиссия долго ломала голову, как наказать старшего мастера Петухова. Искали меру посуровее, чтобы мало не показалось, и в конце концов решили назначить его на должность главного инженера. Что касается паразита Лёхи, то его премировали китайской авторучкой с золотым пером и вынесли ему благодарность за бдительность, правда, с конфискацией имущества, которое он смастерил из финской фанеры. Про Лёху у нас говорят, что вот от таких, как он, можно ждать любой подлянки. Поэтому с ним теперь все здороваются. Даже главный инженер Петухов, который, кстати, перестал душиться и научился есть как все.

В общем, не знаю, как у вас, а у нас на второй мебельной обстановка резко улучшилась. Вчера было общее собрание. Все знали, что станет выступать директор, потому ближе пятого ряда никто не сел.

-- Товарищи,-- сказал он,-- то, что мы умеем находить виноватых и друг друга мучить, мы уже всем давно доказали. Остаётся доказать, что мы ещё умеем что-нибудь другое. Например, трудиться. Иначе, товарищи, как говорится...

И тут наш косой директор, чудом удержавшийся на своём посту, сорвался и произнёс на весь зал выразительное, но не совсем приличное слово. Женщины до сорока даже ахнули и зааплодировали. Директор, правда, тут же опомнился, извинился, но народ нынче строгий, памятливый и писучий. Поэтому лично я не удивлюсь, если через недельку опять нагрянет комиссия, чтобы разобраться и в этом инциденте и довести дело оздоровления нашего коллектива, как говорится, до полного... конца.

Все права защищены.
Права на оригиналы остаются за авторами текстов.

Aufgaben

Antworten Sie die Fragen:
Wann passierte diese Geschichte? Was wurde in Deutschland über "гласность" und "перестройка" gesagt und geschrieben? Wie hat das russische Volk die Gorbatschov-Ära erlebt? Welchen Stil verwendet der Erzähler? Was können wir über ihn anhand seiner Art zu sprechen erfahren?

Was bedeuten folgende Wörter und Redewendungen: выезжать на место (преступления), снимать (с должности), сажать (в тюрьму), пересаживать (на новое место), вселять радость, тайная надежда, обстановка резко улучшилась, здоровая обстановка, лежать на сохранении, руководящий состав, текущий момент, как ни в чём не бывало, хорохориться, по старинке, делать замечания, кинуть взгляд, тяжёлый взгляд, двух слов не может связать, отродясь, накатать анонимку, сукин кот, всем миром, не видеть смысла, на всякий случай, заварить кашу, устраивать оргии, пользоваться спросом, испокон веку, уволиться по собственному желанию, шуровать, ломать голову, мало не покажется, вынести благодарность, назначить на должность, конфискация имущества, нагрянуть?

Warum bezeichnet der Erzähler alle Kritiker des Regimes als "Gogols"? Was wissen Sie über N.V. Gogol?

Zurück zum Inhalt